Из жизни карамели  - Виктория Платова

– Ненавижу, – с чувством произнесла пери.

– Что?

– Литературу.

Вот как! Это даже интересно.

– А музыку любите?

– Терпеть не могу.

– Путешествия?

– Презираю.

– Звездное небо? – В Рыбу как будто бес вселился.

– Не выношу.

– Животных?

– Кому они нужны?

– Растения?

– Кому они нужны, часть вторая.

– Открытки с экзотическими видами?

– Рву, не рассматривая. – Очевидно, в случайную попутчицу Молота вселился тот же бес.

– Изделия из драгметалла?

– Сразу отдаю на переплавку

– Бриллианты?

– Игнорирую их существование.

– Вкусно поесть? – выложил свой основной козырь Рыба.

– Вкусно поесть без последствий не получается. Так что – в отстой.

– Мужчины?

– Плюю на них с высоты десятого этажа.

– Женщины?

– Плюю с высоты Эйфелевой башни. А еще я ненавижу, когда типы, подобные вам, пытаются завязать разговор.

– Я вас понимаю… Все это время я выглядел неприглядно…

– Почему «выглядел»? Вы и сейчас выглядите так же.

– Да? – искренне расстроился Рыба.

– Честно говоря, вы вообще похожи на идиота.

– Вот прямо на идиота?

– Ну и еще на дауна.

– А это – неравнозначные вещи? – спросил Рыба только для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

– Даже не знаю, что хуже.

– Для кого?

– Для вас, разумеется.

После этого замечания разговор скукожился и сошел на нет. И возобновился лишь тогда, когда принесли ужин.

– Я бы не рекомендовал, – шепнул Рыба очаровательной соседке, наблюдая, как змея-бортпроводница вместе с парнишкой-стюардом распихивают по рядам пластиковые контейнеры. – Горячее здесь весьма сомнительного качества и может плохо повлиять на работу желудка… Все остальные продукты, включая всякие там пирожные и кексы, вполне вероятно – просрочены… Поверьте, я знаю, о чем говорю… Все то, что готовится поточным методом, без вкладывания души, идет во вред организму…

– Ясно, – коротко ответила пери.

И, дождавшись, когда гестаповка с подручным приблизятся, сообщила им:

– Вот тут мужчина утверждает, что ваши продукты просрочены. И вредны для здоровья.

– Какой мужчина? – для порядка уточнила бортпроводница.

– Вот этот. – Пери кивнула в сторону Рыбы-Молота.

– Это не мужчина. Это негодяй и клеветник. – Взгляд змеи сфокусировался на Рыбе, не предвещая ничего хорошего, а предвещая судебные иски авиакомпании-перевозчика к гражданину Бархатову. С суммой с шестью нулями в качестве компенсации за моральный ущерб и подрыв деловой репутации.

– Я не утверждал, – тут же поджал хвост Рыба. – Я просто… высказал предположение. Такое уже случалось… Изредка.

– На рейсах нашей компании?

– Д-другой… Другой компании, не вашей. Я дико извиняюсь… И беру свои слова назад.

– Видели такого негодяя? – обратилась бортпроводница к пери с риторическим вопросом. – Трусливого, жалкого негодяя!

– Еще не приходилось.

Швырнув на столик Рыбы контейнер, бортпроводники вместе со своей тележкой покатили дальше.

– Вообще-то, это спорный тезис… Насчет негодяя. Тем более – трусливого…

– Слушай, отстань от меня, а? – жалобно попросила пери, уставившись в покрытую фольгой кюветку («с курицей», как было торжественно объявлено гестаповкой). Так и не рискнув отведать курицы, она переключилась на плавленый сырок, лежащий на листе салата, – но и сырок не внушил ей доверия. Оставался кекс «Весенний», сомнительная упаковка которого больше всего подходила под определение «просроченный продукт». Рыба тут же вспомнил историю с ночным посещением одного из крупных сетевых супермаркетов, где прямо у него на глазах бесстыжие продавцы меняли ценники с датой выпуска на фасованном курином филе. И другую историю – с палкой сырокопченой колбасы, казавшейся относительно свежей. Но только до тех пор, пока Рыба-Молот не заглянул под бумажное кольцо, – там колбаса была густо покрыта зеленой плесенью! Кроме того, он знал 133 (или 1330) способа реанимации безнадежно испорченной красной икры, растительного масла, пива живого брожения, творожной массы и кунжутной халвы.

Но кому нужны эти гастрономические истории с душком?

Пери уж точно нет. А какие тогда ей нужны?

Что-нибудь героическое в стиле Джека Лондона, Руаля Амундсена и армейских будней одной мотострелковой дивизии… э-э нет, героизм нынче – неконвертируемая валюта.

Что-нибудь конъюнктурное и высокооплачиваемое в стиле бывших менеджеров и рекламных агентов, переквалифицировавшихся в писатели! Но он никогда не был менеджером и агентом, следовательно – и карьера преуспевающего писателя ему не светит. К тому же Рыба ненавидит щетину на лице, а без многозначительно-культовой щетины путь в литературу заказан.

Что-нибудь модное, с элементами ненорматива и стёба – в стиле «live journal» или – как их там?.. интернет-блогов. Или это – одно и то же? Рыба-Молот не в курсе, завести свой сетевой дневник он так и не сподобился. Кошкина была против Интернета (вдруг ее нестойкий муж погрязнет в пучине порносайтов?). Рахиль Исааковна была против Интернета (вдруг ее нестойкий муж погрязнет в пучине сайтов знакомств?). Сам Рыба был против, поскольку стыдился собственной безграмотности, отсутствия юмора и неумения сколько-нибудь адекватно донести мысль.

И он не знает ни одной приличествующей случаю убойной цитаты ©, за исключением: «Кто эти люди, которые запрещают нам ковыряться в носу?»

Положительно, Рыбе-Молоту совершенно нечем заинтересовать прелестницу-пери.

Придя к этому неутешительному выводу, Рыба сник и сжался в своем кресле в позе эмбриона. За час до посадки ему пришло еще одно сообщение от сети PGN:

улучшению настроения явно не способствующее. Сообщение сопровождалось музыкальным парафразом на тему основательно забытой советской песни про клен – «а любовь, как сон, стороной прошла».

Не судьба, – решил про себя Рыба и немного успокоился. И то правда – ничего общего между ним и смуглолицей дивой (кроме соседних кресел в самолете) нет и быть не может. Она слишком хороша для Рыбы-Молота. Кошкина с Рахилью Исааковной тоже были «слишком», но – объективно – недотягивали по красоте до пери процентов восемьдесят – восемьдесят пять. Чего уж при таких раскладах веслами махать? И пить «боржом», когда почки отвалились?..